Древнерусская сюжетная резьба

В древней Руси, привыкшей глядеть в вопросах этики через очки церковных учений, скульптура считалась почти что запрещенным плодом. Еще с барельефом можно было примириться, но круглая скульптура, статуя, всегда казалась чем-то греховным и зазорным. При таких общественных настроениях скульптура, естественно, не могла развиваться в сторону статуй и ограничивалась, главным образом, барельефами на священные сюжеты и орнаментикой.

О деятельности русских мастеров в области скульптуры из металла — о литых и чеканных изображениях — мы уже говорили, здесь же речь будет идти о другом виде искусства скульптуры, обладавшем своей техникой и своими материалами, хотя и питавшимися из единого с металлической скульптурой источника. Основной прием искусства металлической скульптуры — отливка с отделкой посредством чеканки — здесь был совершенно неприменим и пред мастером стояла задача извлечения скульптурных форм из куска материала в его девственном виде: куска дерева, кости, камня. Та, хотя бы приблизительная, оформленность материала, какая достигалась в металле путем отливок, здесь добывалась долгим путем «оболванивания» материала при помощи резца, отделявшего лишние куски и создававшего нужные углубления и возвышения. В металлической скульптуре формы как бы вылеплялись из материала, тогда как здесь они высекались или вытесывались из бесформенной глыбы.

Основным материалом для древнерусской резьбы, естественно, являлось дерево, затем — кость, сравнительно мягкие породы камня и, почти как исключение и в сравнительно поздние эпохи, драгоценные и полудрагоценные камни.

Памятники древнерусской резьбы, как и памятники художественного шитья, распадаются на две основных группы: резьбы сюжетной и резьбы декоративной, орнаментальной.

Памятники сюжетной деревянной резьбы дошли до нас в довольно большом количестве. Чаще всего это — кресты и панагии с изображениями Распятого с предстоящими, Богоматери, отдельных святых и праздников или же целые резные иконы, обыкновенно небольших размеров.

Как и древнерусское сюжетное шитье, сюжетная резьба питается вдохновениями иконописцев. По тем же принципам строятся ее композиции, в такие же общие схемы воплощаются сюжеты, нет только главнейшего очарования древнерусской иконописи — ее утонченных красочных гармоний. Зато в резьбе еще ощутимее, чем в иконописи, выявляется уменье художника достигать монументальности впечатления в произведениях, занимающих пространство в несколько квадратных сантиметров.

Вырезая фигуры в 1,5-2 сантиметра высотой, мастер умудрялся передавать в них движение, занимать фоны зданиями, деревьями и «горками», располагать композиции на нескольких планах, вырезать четкие надписи с высотой букв в 2-3 миллиметра. Пред художественностью этой резьбы как-то угасают изумляющие по тонкости, но сведенные почти к узору миниатюрные эпизоды «житий» на лучших строгановских иконах. Только китайские резчики с их непостижимо тонкой «паутинной» работой могут равняться по технике с древнерусскими резчиками, бесконечно уступая им, как художники, как мастера композиции.

Оставаясь в массе искусством миниатюры, древнерусская сюжетная резьба применялась иногда и в более крупных масштабах, сохраняя при этом все отличительные свои качества и особенности в смысле композиции и плоскостного строения фигур.

Несмотря на обилие памятников сюжетной деревянной резьбы, число особенно древних крайне незначительно. Церковные власти всегда смотрели на скульптуру враждебно, ее памятники нередко отбирались и уничтожались, что, разумеется, повело к исчезновению очень большого числа памятников этого искусства, и без того уже не особенно долговечных в силу природных качеств материала. Но и дошедшие до нас памятники, пока, изучены и описаны в очень слабой степени: они, как и художественное шитье, — непочатое поде для исследователей.

В ряду памятников миниатюрной сюжетной резьбы к числу первоклассных должны быть отнесены работы того самого троицкого инока Амвросия, о сканях которого шла речь, и среди них — упоминавшийся нами резной крест со сканной отделкой. Даже в богатой хорошими образцами резьбы коллекции Сергиевой лавры, творения Амвросия решительно выделяются тонкостью техники, ритмикой композиций и особой выразительностью резца. Там, где другие тоже очень искусные — мастера резьбы дают из-за ограниченности размеров лишь намеки на форму, Амвросий достигает целостности воплощения и его резец обтачивает мельчайшие формы с такой же непостижимой легкостью, как игла искусного гравера наносит тени и полутени на предмет, величиной с булавочную головку.

Из крупных памятников сюжетной резьбы к XIV веку относится «тябло» из иконостаса с изображениями Распятия, святых, ангелов и — по концам — двух мифических зверей, очень близких по рисунку зверям каменных «прилепов» владимирских храмов.

Чрезвычайно монументальным по общей своей структуре представляется новгородский церковный амвон так называемая «халдейская вещь» 1533 года. В нижней части амвона, в ритме вереницы старцев и юношей, как бы поддерживающих верхнюю часть сооружения, веет еще духом античности, она заставляет вспоминать о кариатидах Эллады. В верхней же части, с ее киотцами для икон, четкими архитектурными делениями плоскостей и увенчаниями в виде церковных глав, как бы дается образец для памятников искусства орнаментальной, чисто-декоративной резьбы.

С конца XVII века начинается эпоха падения сюжетной резьбы. Искусство извлекать красочные эффекты из одноцветной поверхности дерева, столь явственное хотя бы у Амвросия, теперь утрачено и уступает место пестрой и жирной раскраске грубо моделированных припухлых ликов, строгий иконный ритм и мерность движений замещаются вычурностью и стремительностью католического барокко. Резьба все более утрачивает свой плоскостной характер, присущий искусству декоративному, и обращается в «облую» (круглую) скульптуру.

Орнаментальная резьба по дереву естественно тяготела к архитектуре и, прежде всего, к архитектуре церковной. Надпрестольные сени, так называемые «царские места» в храмах, царские врата для алтарей — вот наиболее монументальные памятники этого искусства, в довольно большом еще количестве рассеянные по церквям и по музеям. Тут наблюдается присущее древнерусскому художнику уменье развернуть, орнамент на плоскости, «вписать» его в украшаемое пространство и тесно связать в единую композицию, подчас занимающую громадные пространства. Сюжеты орнаментики почти те же, что и в чеканке по серебру, то же преобладание растительных форм, те же «травы» и «репьи» (цветы), изредка птицы — орлы, попугаи, сирины, мифические существа. Чем древнее памятник — тем плоскостнее его резьба, тем яснее ритм и динамика узора, еще не осложненного и не запутанного дополнительными украшениями. Иногда узоры прорезались насквозь и через их кружево сверкала жесть или фольга, вводившая новый украшающий элемент. Среди многочисленных памятников этого искусства давно пользуются особой известностью резные царские врата 1562 года в церкви Иоанна Богослова на Ишне близ Ростова-Ярославского.

Другой монументальным памятник XVI века — надпрестольная сень в московской церкви Гребневской Богоматери — кажется грубой, почти «крестьянской», рядом с тонкостью работы Исайи. Но зато эта сень привлекает архитектурностью композиции, той идеей пирамиды из церковных глав, поставленных на ряды кокошников, которую мастер-резчик счастливо позаимствовал из области монументального церковного зодчества.

Именно этот прием и разрабатывался резчиками XVII века в многочисленных надпрестольных сенях и царских местах, но в более стройных и изощренных формах.

Со второй половины XVII века в искусство орнаментальной резьбы вливаются западные влияния, появляются карнизы, капители и прочие западно-европейские архитектурные формы, патриарх Никон выписывает из-за рубежа в свой Воскресенский монастырь не только мастеров, но и альбомы образцов — «книги мастерские к резному делу в лицах». Именно воскресенские резчики и украшают давно и бесследно погибший шедевр деревянной русской архитектуры — Коломенский дворец, судя по описаниям, бывший каким-то музеем древнерусской резьбы.

Эта именно область деревянной резьбы особенно интересна по тесной своей связи с чисто-народным творчеством, с крестьянским искусством. Мастера-резчики, черпая из этого источника, улучшали художественно и технически заимствуемые ими народные мотивы, индивидуализировали их. Наиболее удачные, наиболее нравившиеся из созданных ими образцов снова возвращались в крестьянское искусство, служа как бы новыми примерами для переработок и приспособлений в крестьянском быту, в руках пахарей-художников.

INFORMVEST.RU