Искусство церковного шитья и низания

Памятники древнерусского художественного шитья и низанья, собранные уже в музеях и еще рассеянные по монастырским и церковным ризницам, составляют обширную и совершенно своеобразную отрасль русского декоративного искусства.

Издревле процветавшее на Руси искусство шитья или, более точно, вышивания распадается на две главных отрасли: угасшее в XIX веке шитье церковное, по преимуществу сюжетное, и шитье декоративное, по преимуществу орнаментальное, доныне составляющее, вместе с плетеньем кружев, одну из важнейших отраслей крестьянского искусства.

Искусство шитья и низания — искусство почти исключительно женское и его памятники ярко характеризуют художественную одаренность и мастерство древнерусской женщины. Интересной особенностью искусства церковного шитья является то обстоятельство, что наряду с мастерицами, специально посвящавшими себя искусству церковного шитья, оно процветало и в домашнем кругу высших общественных классов до Петровской Руси, в великокняжеских и царских дворцах, в светлицах и теремах знатного боярства. Нередко эти именно представительницы высших общественных кругов устраивали у себя мастерские шитья и руководили ими. Уменье создавать орнаментальные вышивки для предметов бытового обихода — для рубах, полотенец, скатертей и т. п., — разумеется, не может особенно удивлять, но трудно не подивиться высоте достижений искусства церковного шитья среди женщин того круга, который позднее назывался «светским» или «великосветским». В этом искусстве нет и признаков того любительства, «великосветского кустарничества», которым запечатлены, в общем, художественные работы светской женщины второй половины XIX века. Лучшие памятники церковного шитья до Петровской Руси стоят на одном уровне с достижениями искусства живописи; печать полной зрелости, высокого технического знания, сознательных и уверенных в себе, а не любительских случайных достижений лежит на этом искусстве, высоко вознося его над нашими понятиями о женским рукоделии. Совершенно не изученная еще и находящаяся в стадии собирания памятников и материалов, история искусства церковного шитья несомненно развернет впоследствии блестящие страницы в общей истории древнерусской культуры.

По существу, церковное шитье является своеобразной ветвью в искусстве живописи и сами исторические судьбы этих двух искусств довольно близки. Цветные шелка – вместо красок, швейная игла – вместо кисти, этим только, одними «орудиями производства», и отличается шитье от живописи.

Сюжеты церковного шитья обыкновенно заимствовались из иконописи, иконописцы чаще всего «знаменили» — составляли рисунки, но техника воплощения всецело принадлежала самим мастерицам- вышивальщицам. Способ получать различные оттенки при употреблении одноцветной нитки шелка, в зависимости только от величины, направления и чередования стежков иглы, эффекты сопоставления различных «швов» (способов шить), общие гармонии колорита — все это создавалось русской женщиной, в затворе ее теремов и светлиц, и создавалось с искусством, нередко неподражаемым по высоте достижений, по утонченности мастерства.

Памятники древнерусского церковного шитья могут быть разделены на две основных группы. В одну войдут памятники преимущественно шитья, т.е. вышитые шелками и золотом иконы без низанья жемчугом или с умеренным его употреблением. Ко второй группе следует отнести памятники смешанного типа, где иногда почти весь рисунок состоит из нитей нанизанного жемчуга, где на материи укрепляются бляхи золотых дробниц и даже драгоценные камни. Произведения этой группы стоят, в сущности, на самой границе ювелирного дела, являются ювелирными произведениями, созданными не на твердой металлической основе, а на гибких тканях. Эта вторая, наиболее пышная и драгоценная в смысле материалов группа памятников церковного шитья появляется сравнительно поздно и развивается независимо от памятников художественного шитья в собственном смысле.

Занесенное, как и все, что касалось церкви, из Византии, искусство церковного шитья процветало уже в России с XII века, как можно судить по отрывочным летописным известиям. Когда в праздничные дни из Успенского собора во Владимире совершались крестные ходы, то весь путь шествия украшался по обе стороны тканями, шитыми золотом и жемчугом, которые все погибли в пожаре 1183 года. Среди этого шитья — в массе, вероятно, византийского или западно-славянского происхождения, — легко могли быть и работы русских мастеров, так как в описи афонского монастыря «Ксилургу» 1143 г. определенно говорится о памятниках русского шитья.

Дошедшие до нас памятники художественного шитья XIV-XV веков также слишком явно говорят о многовековой традиции и преемственности мастерства. Сложились все основные приемы, искусство собрало и сосредоточило свои средства, в лучших его произведениях нет никаких следов технической неумелости, задач, оставшихся незавершенными, и неудавшихся намерений.

Характер памятников церковного шитья довольно однообразен, как однообразно было само их предназначение. Это, по преимуществу, покрывала, необходимые для церковных надобностей: плащаницы, воздухи, покровы на гробницы или мощи, подвесные пелены к иконам и т.п.

Шитье ранних эпох характеризуется, прежде всего, скромным употреблением золота или даже совершенным его отсутствием, гармоничным и в то же время мощным колоритом, сильно развитым чувством живописного пятна и силуэтностью композиций. Совершенно особое очарование памятников шитья вообще заключается в «пушистости» их красок, в особой глубине цвета, дробящегося от освещения, как бы мерцающего, вследствие многосоставности каждого красочного пятна, слагающегося из сети мелких швов, нередко идущих в различных направлениях и даже образующих некоторые несложные узоры.

Искусство располагать эти швы в особой системе, с тонким знанием и расчетом эффектов скользящего по ним света, с уменьем мастерски использовать природные свойства и качества материала — само по себе, независимо от чисто-художественных достоинств памятника, — нередко является сложным и вполне созревшим искусством.

Таким именно и предстает оно в пелене 1389 года вдовы Симеона Гордого княгини Марии. Здесь, как и в одновременных произведениях иконописи, веет еще духом Эллады, классически-мерным ритмом ее скульптур, ее стремлением к монументальности замысла, четкости силуэта. «Мягки» и «пушисты» все звучные гона ее шелков, приведенные к великолепной гармонии, почти отсутствует в ней золото, излишнее при драгоценности самого колорита.

Из памятников шитья XV века следует отметить: шитую икону «Таинство причащения» времен великого князя Василия Дмитриевича с ее исключительной по близости памятникам античной живописи каймой с фигурными изображениями, и покров на гробницу пр. Сергия (вклад того же великого князя я Сергиеву лавру 1424 г.) с его монументальной фигурой святого в небольшой узорчатой рамке, опоясанной каймой «летописи» — нашивного текста, столь типичной для крупных памятников русского шитья вообще. Значительно сложнее, но и совершеннее по технике, большая пелена с Успением Богоматери Кирилло-Белозерского монастыря. И здесь так изысканно просты еще внешние средства искусства — глубокие или нежные тона шелков, отсутствие золота и блеска, сосредоточивающее внимание зрителя на самом мастерстве, а не на природе его материалов. Необходимо отметить также троицкую подвесную пелену Софии Палеолог 1499 года, чарующую, главным образом, своими красками. Но и сравнительно мелкие произведения шитья этой эпохи — небольшие «воздухи» — напитаны тем же чувством колорита, так же прекрасны по краскам, по силуэтности очертаний.

В новом XVI веке золото шире проникает в памятники шитья, но оно еще всецело подчинено краскам и не смеет соперничать с ними. Густота колорита шитья предшествующих эпох заметно угасает и по красочной своей гамме лучшие памятники шитья явно приближаются к тональности церковных фресок. В соответствии с «фресковым стилем», усложняются сами схемы композиций и их детали. Техника шитья достигает в эту эпоху вершины развития, и специалисты насчитывают десятки различных швов бывших в употреблении среди мастериц. Особенно характерны в памятниках эпохи выпитые одежды действующих лиц, в которых мастерицы с изумительным искусством воспроизводят узоры парчи, уменьшая их соответственно величие фигур.

От этой эпохи дошли до нас первоклассные памятники шитья, громадные по размерам, как, например, плащаницы Новодевичьего монастыря 1537 г. и княгини Старицкой 1555 и 1561 годов (Кирилло-Белозерский монастырь и б. Сергиева лавра). Это в полном смысле слова «шитые фрески», обладавшие всеми высокими достоинствами произведения живописи и в то же время отделяющиеся от них той совершенно особой жизненностью красок, какая вообще присуща шитью, не отражающему свет, как живопись, а как бы впитывающему его. Сравнение одинаковых по сюжету произведений показывает, как и в иконописи, что композиционные схемы твердо сложились уже, что выкристаллизовался от долговременной практики всякий штрих, всякая линия, что изгнано все случайное, искомое и остается только твердо найденное, запечатлевающее. Между прочим, плащаница Старицкой, как и более поздняя плащаница, — вклад кн. Голицына 1595 г. (Сергиева лавра), — характеризуются свойственным иконописи той эпохи стремлением сокращать пространства фона, так сказать, насыщать произведение художественными формами, всегда прекрасно «вписанными» в отведенные для них пространства с точки зрения композиционного строения.

Круг применявшихся в художественном шитье сюжетов очень однообразен, вследствие ограниченности самих способов употребления шитья. Чаще всего — это плащаницы или надгробные покровы с «портретными» изображениями святых. Кроме сцены положения в гроб Христа, обычной для плащаниц, встречаются изображения положения в гроб Богоматери и св. Анны, иногда — Распятия. Это однообразие сюжетов может показаться поверхностному и не чуткому зрителю памятников художественного шитья таким же «скучным», как и в иконописи, но и такой зритель не может не обратить внимания на высоту самого «ремесла» искусства, на его высокие живописные качества.

Следуя по путям иконописи, церковное шитье XVII века становятся, говоря вообще, более пышным и богатым по ценности употребляемых материалов; золото, серебро и самоцветные камни все чаще входят в его обиход, все графичнее становится рисунок, и все яснее в нем сказываются влияния Востока, столь характерные для русского искусства обработки металла той же эпохи. В церковном шитье XVII века особенно легко находить аналогии по формам и строгановскому и фряжскому стилям иконописи. На годуновской плащанице Псково-Печерского монастыря увидим и «горки» с белеющими на них снегами, и «фряжские» палаты, и «фряжские» одеяния, столь типичные для строгановцев. На двух пеленах XVII в. работы вышивальной мастерской А.И.Строгановой (Благовещенский собор Сольвычегодска) изображены сцены убийства царевича Димитрия в строго выдержанном строгановском иконописном стиле с характерной фигурой «убийцы Никитки Качалова» во фряжской шляпе. Но рядом с этим явным Западом и вместе с Византией, в шитье уживаются совершенно по-китайски круглящиеся в локоны облака и можно найти иные детали, уже персидского происхождения.

Шитье становится более выпуклым, сближается с металлическими чеканными ризами икон; оно, как икона, перерождается из чисто-живописного произведения в памятник ювелирного искусства, обращается в «ювелирное шитье».

Памятники «ювелирного» церковного шитья почти не знают человеческого лика: их стихия — орнаментика, чаще всего искусно унизанные жемчугом узоры, то почти сплошь покрывающее материю, то вырисовывающее узоры обрамлений, длиннейшие надписи — «летописи», кресты, черепа, орудия мучений Распятого. Одним из наиболее роскошных образцов «ювелирного» шитья является подвесная пелена к образу Троицы в б. Сергиевой лавре — вклад Бориса Годунова 1599 года. Широкая рама этой пелены вся унизана узором из жемчуга. Кроме жемчуга, в этот узор входят покрытые черневыми орнаментами золотые дробницы разнообразных форм, круглые бляхи с укрепленными в них драгоценными камнями и, наконец, дробницы в форме киотов со священными изображениями. Все эти украшения унизаны кругом жемчугом и словно впаяны и общий узор рамы, окружающий сложенный из круглых золотых дробниц с самоцветами и унизанный жемчугом крест на подножии. В подножии этого креста — жемчужная решетка, в 18-ти отверстиях которой вставлены золотые дробницы с «летописью». Сказочной роскошью Востока веет от этой изумительной пелены — неповторяемого достижения русского декоративного вкуса.

Из тех же приблизительно элементов — ткани, жемчуга, золота и самоцветов — слагаются другие памятники «ювелирного» шитья и смешение двух искусств, двух техник, достигает апогея в плащанице 1657 г. (Оружейная Палата), где мастерица украсила металлическими эмалевыми венчиками все вышитые ею лики.

В той же технике выполнялось и чисто-декоративное «ювелирное» шитье на богослужебных одеждах. И здесь жемчужные рамки охватывали то золотые дробницы с изображениями, узорами и надписями, то оправы для самоцветов. В этой области искусство шитья продолжало развиваться а течение всего XVIII века, тогда как сюжетное церковное шитье уже в конце XVII века стало вырождаться из чисто-декоративного искусства в шитую шелками реальную картину, пока не пришло к полной замене шитья живописью — к плащанице с нарисованными красками фигурами и ликами, где шитье играет уже чисто-служебную роль ризы на иконе. Эти памятники эпохи упадка и разложения еще более подчеркивают высоту и совершенство искусства церковного сюжетного шитья XV-XVII веков.

Декоративное орнаментальное шитье шелками и золотом также несло свою дань церкви, но далеко не чуждалось и мирской жизни. Украшались этим шитьем предметы костюма, домашней обстановки, конского убранства Памятники этого искусства носят все характерные для древнерусского декоративного художества признаки: изобретательности в рисунке, чуткости к ритму и гармонии цвета, уменья использовать свободные пространства и т. п. И здесь можно следить за сменой вкусов и стилей, отмечая иноземные влияния, в ранние эпохи возвышающие мастерство, а в более поздние — разлагающие и омертвляющие.

Искусство художественного шитья не одной Византии было известно на Западе, но там оно тяготело, как и церковная живопись, к картине, к ковру-гобелену, артистически выполняемому на станке-машине. Русское шитье, чуждаясь применения машинной техники, оставалось вполне индивидуальным творчеством, «рукоделием» в самом чистом смысле слова, шло иным путем и создало — помимо шитых икон, обладающих всеми качествами настоящей живописи, — едва ли не единственные в своем роде памятники ювелирного шитья — совершенно особый вид декоративного искусства, в котором были артистически объединены два искусства, чрезвычайно не сродные и далекие, казалось бы, по технике и природе материалов.

Много очередных задач можно было бы наметить в области изучения русского художественного шитья до-Петровской Руси, но первейшей среди них должна быть забота об устройстве выставки памятников этого шитья, собранных из разных музеев и хранилищ. Эта выставка, ознакомляя широкие массы с почти неведомой для них, но бесспорно великой отраслью древнерусского художества, так же вывела бы это искусство из музейных лабораторий в самую гущу жизни, как иконные выставки 1911 и 1913 гг. вывели искусство иконописи.

INFIRMVEST.RU